Два дня в Донецке и беженцы: вышли, а там войска — ДНРовцы и другие… наши… советские…

7 апреля в ДНР отметили День провозглашения республики, которая существует с 2014 года. Спустя восемь лет маленькая страна встретила свой главный праздник в статусе официально признанного суверенного государства. Сегодня вместе с российской армией вооруженные силы ДНР участвуют в военной спецоперации по демилитаризации Украины. Предлагаем вам первый материал военкора ИВАНА ЖЕРДЕВА, написанный им специально для «Кубань 24» из прифронтового Донецка. Он посвящен жизни этого города и беженцам, которые продолжают прибывать в столицу воюющей республики.

День первый. Дорога

Проехать в ДНР из России довольно сложно, и это понятно — идет война. Самый тщательный досмотр на российской стороне. Через донецкий пункт пропуска с российским паспортом пройти можно легко. Никаких очередей, пропускают быстро, единственное, чем интересуются  — это целью поездки.

Любопытен местный сленг. Пункт пропуска со стороны РФ называют «низ», со стороны ДНР — «верх». Ты словно продвигаешься снизу-вверх. Что-то в этом есть. Не буду описывать весь процесс прохождения границы «внизу», это довольно скучно — бюрократия она и есть бюрократия.

Границу прошел пешком вместе с огромным числом возвращающихся домой дончан. То есть поток людей в сторону ДНР сейчас значительно превосходит число выезжающих из республики. Люди начинают верить в стабильность.

От границы в Донецк меня вез таксист. Бомбилы — это каста особая, они были и будут всегда, если есть дорога, машина и бензин. Если вдруг когда-нибудь проложат асфальт на тот свет, то, наверняка, там внизу и вверху вас будут поджидать таксисты.

По пути мой водитель подвез двух девушек в Амвросиевку, они помогли при переходе через границу и дали позвонить со своего телефона в Россию. Российская связь перестала работать сразу после перехода границы, но дончане, надо отдать должное, легко делятся мобилкой.  Причем будут ждать столько сколько надо, пока не дозвонишься. Никаких вопросов, надо — значит надо.

С таксистом разговорились по пути, хотя сначала он ко мне отнесся настороженно. Потом оттаял. Беседовали о войне, о чем еще. Зять у него воевал. Был ранен. Потом ловил «глэчиков» — тоже местный речевой оборот. «Глэки» или «глэчики» — изначально глиняные горшочки, крынки для молока. После использования их вешали сушить на колья вверх дном. Возможно, это переворачивание и послужило причиной, почему так стали называть предателей, которые продолжали жить на Донбассе, но служили врагу, другой стороне. Они сообщали нацбатам и ВСУ координаты для обстрела мест расположения ополченцев. Таких отлавливали и сильно не церемонились.

День первый. Первые встречи

Утром выдвинулся в штаб Министерства информации ДНР на встречу с Эдуардом Басуриным — пресс-секретарем военного командования. Остановился у кафе «Сепар», где погиб первый глава ДНР Захарченко. Постоял у этого места, просто постоял, помолчал.

Набрал телефон Басурина, куда подойти спрашиваю. Он готовился к пресс-конференции, но, несмотря на занятость, вышел на крыльцо: «Вижу вас, голову на 180 градусов поверните». Смотрю, стоит — машет рукой, сюда, мол. Человек значимый, медийный, а уделил время незнакомому журналисту. Вроде маленькая деталь, но говорящая  — о местных людях, о их войне.

На пресс-конференции, которую в России демонстрируют в ежедневном режиме по всем федеральным  каналам, Эдуард Александрович сухо, по-военному доложил обстановку на фронте. После этого мы быстро переговорили. Он объяснил, что нужно ехать в действующий штаб и там уже брать направление в часть. Ну это уже детали.

Дима Майдиков, секретарь одной из первичек общественного движения «Донецкая республика» помог связаться с людьми, которые подвезут, скинуть по «электронке» документы. Про движение напишу подробнее потом — оно достойно отдельной статьи. Сейчас местные «республиканцы» помогают беженцам из Мариуполя и других регионов.

Работы здесь очень много. Нет, одного «очень» недостаточно — здесь очень, очень, очень много работы. Когда закончится война, нужно ехать и помогать — отстраивать молодую, выстраданную дончанами республику.

День второй. Прифронтовой центр

Много ездили и ходили по городу. Странное впечатление. По сравнению с Россией, тем же Краснодаром, Донецк кажется полупустым, а время как будто течет медленнее. И люди здесь неторопливы, а некоторые вроде как напуганы.

Мы останавливаемся рядом со зданием, где пару дней назад разорвался крупнокалиберный 152-мм снаряд, и видим сгоревшую дотла маршрутку. Недалеко от нее воронка и Сергей, мой новый знакомый, показывает рукой, откуда прилетел боеприпас. Его жена, Татьяна, рассказывает, что вот здесь на крыльце лежал уже мертвый мужчина, и у него все время звонил телефон. Теперь на этом месте лежат уже увядшие цветы.

Вдалеке слышатся хлопки. Таня говорит: «Грады. Сережа, чьи — наши?». Сергей усмехается: «Так кто их поймет — они одинаковые, что наши, что не наши». Начинаешь понимать, что люди не напуганы — они сосредоточены, все эти восемь лет войны.  А город полупустой, потому что мужчины ушли на войну. И здесь их ждут обратно — город и его оставшиеся жители.

Впереди парк Ленинского комсомола. Названия улиц, парков, все осталось с советских времен. Да что там названия, в квартире, где я остановился, вся мебель еще из 70-х. И сам дом — хрущевка-пятиэтажка. Вот стадион «Шахтар» — по-старому тоже «Шахтер». Теперь пустой. Уехала команда. Спортсмены нынче, как и артисты, люди ненадежные. От войны бегут — туда, где тише и сытнее. И с какого перепуга мы называем их звездами? Они не светят, они, как черные дыры — только пожирают.

Война все ставит на свои места. Люди остались — живут и воюют, животные бегут от взрывов, прячутся, жрут и размножаются. В этом их суть. Не все, конечно, не все. Остаются те, кто остался человеком.

«Аллея ангелов» — место, которое пропустить в Донецке нельзя. Подхожу, пробегаю глазами имена, возраст — от годика и до 16. Ком в горле. У монумента цветы игрушки. Что тут скажешь… Ничего. Вспоминаю своих детей, их возраст. И они живы, слава богу. А эти детишки нет. За что?! Почему?!

Наконец-то встречаемся с военными, которые помогают журналистам добраться до передовой. И тут возникает неожиданная проблема — бронежилет и каска. У меня их нет, а без защиты в зону боевых действий нельзя. Начинаем искать, сначала по магазинам (пусто), потом по знакомым. Вся экипировка сейчас первым делом уходит к бойцам. Это правильно, это справедливо. А вот журналистам теперь приходится искать доспехи самим. И уже коли не взял с собой — крутись сам. Но ребята обещают помочь, да и выезд не прямо сейчас. Время есть.

День второй. Беженцы

Теперь появилось несколько часов, чтобы поговорить с беженцами из Мариуполя. Но сначала приходится согласовать это с начальством — от исполкома и до мэра. Дождались, едем в школу № 31. Здесь в классах прямо на полу лежат матрацы с постельным бельем. В школе очень тепло, топят хорошо. В холле мешки с гуманитарной помощью. Привозят люди и благотворительные организации, в одной из них работает мой новый донецкий друг Дима. Мы тоже захватили, в основном сладкое, для детей — конфеты, печенье.

Вот семья Филатовых: Андрей, Анастасия и дети — Полина и Женя. Узнали о зеленом коридоре от бойцов ДНР, выезжали на машине. Вокруг шла стрельба. Шестилетняя Женя по-детски вспоминает про «страшные бабахи».

А вот чета Фурсенко. Говорит в основном Екатерина, мать Вики и Акима. Младшему четыре годика. Он до сих пор не говорит. Родился под звуки канонады и под этот страшный аккомпанемент провел всю свою маленькую жизнь. Старшая сестра Вика сравнила, как они жили до и во время войны. Обязательно посмотрите видео, которое я снял.  Пересказывать прямую речь беженцев трудно — так как они не передашь. Слова «страх» и «ужас» — это просто слова. Да, сейчас они уже немного успокоились, говорят легко и даже улыбаются. Но за каждым словом война, оставшаяся позади.

Катя отдельно записала на камеру благодарность «кадыровцам». Сначала, говорит, страшно чеченцев боялись, но потом рискнули, и благодаря им выбрались, выжили: «Я в глаза им смотрю, а там нет жестокости, нет злобы. Поверила, сразу. Спасибо, ребята». Это дорогого стоит.

Потом была прихожанка местной церкви Елена, которая подтвердила, что изначально мариупольцы очень боялись и русских бойцов, и ДНРовцев. Украинские власти говорили, что те будут убивать, а детей отдавать на органы. Мирные жители сидели неделями в подвалах, потом отцы, мужья и братья прорвались под обстрелами к «кадыровцам» и вместе с ними вернулись за женщинами и детьми. Кричат в подвал: «Не бойтесь, выходите, все хорошо». Вышли, всех прикрыли и вывели.

Жительница Мариуполя  Татьяна Бондарчук, рассказывая, любопытно оговорилась: «Вышли, а там войска, много — ДНРовцы и другие… ну наши… советские». Представляете, до сих пор, не знаю, на каком — генетическом, подсознательном уровне, — для нее те, кто спасает — наши, советские. А те, другие — фашисты.

Вот так в разговорах и прошел второй день. Жду броник и каску.