Что-то темное извне: «Гадюка» в Одном театре
13 декабря в Краснодарском независимом Одном театре состоялась премьера спектакля «Гадюка» по одноименной повести Алексея Толстого.
«Гадюка» — это история одной девушки в страшные годы революции и Гражданской войны. История о выживании, когда кажется, что уже незачем жить. О невозможности адаптироваться к нормальной жизни, если с 17 лет нормой были только грязь, кровь, смерть, гарь и пепел. О зверином одиночестве и жестокости, которая порождает новую жестокость.
Режиссер Дмитрий Мульков попытался показать, как темные тени, приходящие извне, ломают жизни и в конце концов будят тьму внутри даже очень хороших людей. Тема актуальная и для многих болезненная — все когда-то были хорошими и добрыми девочками и мальчиками, мечтали о простом человеческом счастье, но потом что-то пошло не так, вот и выросли иллюстрациями из учебника психиатрии. Кто-то больше, кто-то меньше, но здоровых нет, есть необследованные.
А если и в относительно спокойное время можно здорово переломаться, то в условиях глобальных переворотов сохранить рассудок тем более не получится. Выжить можно, но некоторые раны никогда не затягиваются. Даже если ты живуча, как гадюка, если тебя уже много раз убивали, но не убили, даже если ты способна «сбросить кожу» и из милой гимназисточки в розовом платье превратиться в пламенного революционера и бойца, а из него «перелинять» в «писчебумажную барышню», внутри так и останется сгоревший дотла дом, разбитые иллюзии, за которые мучительно стыдно, любовь, которая была, но как будто не случилась… Гадюка останется гадюкой, а гадюки ядовиты и смертельно опасны, особенно если сделать им больно. Слишком часто делать больно.
После «Аксиньи» («Огненного змея») на фестивале «Александровская крепость» от постановки Дмитрия Мулькова ожидалось чего-то мрачно-колдовского, медленно утягивающего на дно безумия и прижимающего там бетонной плитой. В итоге совместными усилиями режиссера Мулькова, драматурга Артема Казюханова и художника Игоря Каневского мрачно и тяжело получилось, но нет в «Гадюке» никакой магии — все слишком реально и конкретно, жестко и зло.
Что-то темное извне, что-то темное изнутри
История начинается в дыму, среди обгорелых стен, суеты с носилками и ящиками. С вопроса «кто мог подумать, что все закончится именно так?», брошенного в зал худым растрепанным парнем (Карим Армадов). Действительно, кто вообще думал о простых людях, когда во имя всеобщего блага начинал перекраивать и перешивать наживую старый мир?
«После пожара» — гласит надпись на экране. Перед зрителем госпиталь, где на железной койке приходит в себя 17-летняя Ольга Зотова (Дарья Женихова), купеческая дочка, единственная выжившая после нападения бандитов и пожара. Одного из напавших на ее семью людей она знает — Валька Брыкин (Карим Армадов), он учился с ней в одной гимназии, но толку от этого примерно ноль. Валька так и останется безмолвной тенью прошлого, не дающей спокойно спать, отравляющей жизнь и словно дающей право на ответную жестокость.
В спектакле его влияние показывается очень буквально — от проекций и теней на экране, до появления Брыкина во снах Зотовой. Вот перед вами комнатка с розовыми обоями, где Ольга накрывает на стол и зовет близких пить кофе, там все хорошо, но зритель видит, что снаружи дом мертвый и черный, а к двери уже подходит худой парень с револьвером. Подходит, поворачивает «коробку», скрывая свет и цвет, а потом распахивает дверь. В финале «коробку» повернет сама Зотова, становясь для тех, кто внутри счастливого розового мирка, такой же страшной тенью, с какой сама жила невозможное количество лет. Хотя на самом деле всего четыре года. «Родство» тени и Зотовой подчеркивают и гримом — у обоих героев на скулах тонкие красные полосы-царапины, даже не читавшим первоисточник уже к середине спектакля становится понятно, к чему все идет. Но до того, как что-то темное извне разбудит что-то темное внутри, пройдет еще не меньше часа.
Как и в повести, на сцене Зотову ждет тюремный подвал, расстрел, спасение, холодный дом, эскадрон, война и человек, который в ее прошлой жизни — до пожара — был бы страшным и чужим. Но в новой жизни после двух смертей оказался единственным близким (в роли Емельянова Артем Акатов). Окажись Емельянов таким же живучим, как Зотова, возможно, был бы хоть сомнительный, но хэппи-энд — травма частично компенсировалась бы, и гадюка сменила грубую солдатскую шкуру на бархатную кожу приличной дамы, не курила бы махорку и не пила автомобильный спирт. Не оказался. А потом — снова бой, океан, до которого хотел дойти и остановиться Емельянов, новый мир, в котором все, чему успела научиться Зотова, оказалось не нужно, новая влюбленность, разочарование и… да, срыв. Бессмысленный, жестокий — гадюку загнали в угол, гадюке больно наступили на хвост, гадюка кусает. Стало ли от этого лучше самой гадюке? Нет.
«Тогда зачем все это было?», — спрашивает в финальном монологе Дарья Женихова, уже как будто не от имени своей героини, а от имени каждого сидящего в зале или любого очевидца событий, которые происходили, происходят и будут происходить. Зачем все это было и почему никто не подумал о том, чем это может закончиться, — пожалуй, главный вопрос, ответ на который, как всегда, каждому придется искать самостоятельно.