Рабочая сцена

Впервые на сцене

— Я пришел в театр десять лет назад по совету старого друга. Он работал монтировщиком, но потом поступил в КГИК и предложил мне попробоваться на освободившееся место в театре. Пришел, пообщался с директором. Меня спросили, умею ли я тягать тяжести, собирал ли в детстве конструктор? И взяли на работу. Все тонкости узнавал уже в процессе.

Как раз в то время, когда я устроился на работу, шел выпуск спектакля «Веселый Роджер». Мне говорят: «Тебе нужно будет выйти на сцену и развернуть кораблик». У меня глаза на лоб полезли. Как это — выйти на сцену и развернуть кораблик? Там тысячный зал! Казалось бы, секунда дел, но было очень страшно. Перед выходом на сцену я не дышал. Чтобы не пропустить момент, стоял в кулисе с начала спектакля, хотя выходить нужно было на 20-й минуте. В нужный момент меня толкнул помощник режиссера, и я пошел.

После «Веселого Роджера» меня поставили на спектакль «Ночной таксист» — там нужно было выйти на центр сцены и забрать диван. Первые два раза было страшно. Потом боязнь сцены прошла сама.

Самым первым спектаклем, который я выпустил, — вел его от начала и до конца, отвечал за все лебедки и крепления — был «Продавец дождя» в 2009 году. Тогда я уже набрался опыта, ничего не боялся. Спектакль был очень сложный. На сцене стоял дом, и в конце, когда начинался дождь, дом раскрывался. На репетиции он раз пять падал, артистов чуть не поубивало. Но на премьере все прошло хорошо. А мне благодарность выписали за отличный выпуск спектакля.

 

Вообще, к работе над постановкой монтировщики подключаются примерно за месяц до премьеры, когда декорации уже готовы, но еще разложены по частям. Мы думаем, как их собрать, скрепить, подвесить, чтобы ничто не ударилось в потолок, рассчитываем, где что лучше будет смотреться.

 

За советом

К нашим советам прислушиваются завпост (заведующий подразделениями и производственными мастерскими — ред.) и режиссер. Режиссер всегда с нами консультируется: как лучше сделать, как будет смотреться и как удобнее нам. Артисты уже подстраиваются под монтировщиков. Им проще обойти декорацию, чем нам сдвинуть в сторону какую-нибудь статую. Как говорит режиссер: «Вы артисты, вы должны ориентироваться в темноте и обходить все декорации и монтировщиков». Художник Сергей Аболмазов тоже частенько приходил посоветоваться, иногда переделывал чертежи так, как мы его просили. Я считаю, что в театре должна быть командная работа. Художник нарисует, а воплощать все равно нам.

Чтобы собрать спектакль на малой сцене, хватит четырех монтировщиков. На проведении должны присутствовать двое. На большой сцене — семь-восемь человек, на постановках типа Non dolet. Это очень тяжелый спектакль, со сложными декорациями. Один мост весит 300 кг. Мы в этом спектакле участвуем как артисты — пляжные жители, хранители маяка — в процессе делаем свои перестановки.

Есть спектакли, например «Метод Гронхольма», на которых монтировщики заняты всего пять минут. Мы ждем в специальной комнате, из которой нас вызывают на сцену. На других постановках нужно находиться за пультом от начала и до конца: открыть занавес, по определенной реплике запустить кольцо, остановить, опустить штанкеты. Бывает, что заклинит какая-нибудь лебедка, приходится ее ногами выбивать. Зрителям это не видно, не слышно, а мы выходим из положения, чтобы ничего не заело. Если что-то не провернется, — это наша монтировочная вина: не доглядели.

 

Есть такой стереотип, что монтировочные цехи во всех театрах пьющие. По мне, если ты пьешь на работе, — это очень плохо, потому что работа ответственная. Может человек из-за твоей халатности погибнуть. Иногда тросы цепляем к артистам, поднимаем их на высоту. Так, в спектакле «Гамлет», принца Датского поднимали не электронными механизмами, а силами семи работников сцены. Если бы Гамлет упал, отвечать пришлось бы мне. Работа серьезная.

С каждым годом появляются новые более совершенные механизмы. Когда я пришел работать в театр, многое делалось вручную. Последние года два-три все лебедки и подъемники электрические. Но есть такие моменты, когда по старинке все приходится делать самим.

Новая постановка «Kpac place, или Место под солнцем в первом ряду» проста с точки зрения монтажа, хотя много перестановок: надо выносить диваны, вешалки — все вручную, без электроники. Есть сложности с видео. На сцене будет пять маленьких экранов и один большой, в основании. Их надо опустить на нужный уровень и ни на миллиметр не промазать, чтобы не было просветов. А монтировщиков в этой постановке будет не отличить от артистов.

 

Предложение режиссера

В монтировочном цехе постоянный костяк — три человека из восьми. Остальные меняются: кто-то не справляется, кого-то бесит, что нужно отработать весь день, а потом еще провести спектакль. Некоторые не хотят выходить на сцену, говорят: «Что я, клоун что ли, по сцене бегать?». Мне, наоборот, это нравится. Режиссер Александр Огарев предлагал сыграть в постановке «Жанна». Если тебя берут в спектакль, в течение трех месяцев ты должен присутствовать на репетициях. Не все соглашаются посвящать этому все свое свободное время.

В «Жанне» я играл роль мальчика по вызову. Нас было трое: актеры Роман Бурдеев и Алексей Мосолов, и я. Я раньше никогда не занимался танцами, считал себя непластичным и вообще «медведем». Но там и танец такой — смесь клубного с русским народным. Со стороны он кажется небрежным, но все должно было быть продумано. Мы его три месяца репетировали. Хореограф долго со мной мучилась, не понимала, почему я под музыку не могу двигаться, хотя слух у меня есть.

Первый раз в костюме я вышел на сцену в 2011 году в спектакле «Быть или не быть» о молодости Уильяма Шекспира. Я был как завхоз у четверых бродячих артистов — возил за ними тележку, носил бочку. Весь спектакль находился на сцене с бродячей труппой. На нас весь свет, на нас все внимание. Тогда я сцены уже не боялся, было приятно, что впервые вышел в гриме, в костюме — в лосинах и длинной-длинной рубашке. Еще играл санитара в «Полете над гнездом кукушки». Всего я принимал участие в 14 спектаклях. Одно время у меня даже было желание стать актером, но потом как-то переболел. Понял, что и так все хорошо.

Театр мою жизнь кардинально поменял. До того, как прийти сюда, я был «трудным ребенком», хулиганом, можно сказать. Даже когда устроился работать в театр, несколько лет невыносимым был. Бывший директор Татьяна Кривошеева «на карандаше» меня всегда держала, постоянным гостем был у нее в кабинете. А потом обмяк, что ли. Перевоспитали. Тут все интеллигентные, правильно говорят, самому хочется таким же быть. Артист Анатолий Горгуль очень сильно повлиял на меня. Как-то он пришел ко мне (мы соседи — монтировочный цех и его гримерка рядом) и провел долгий разговор, попросил перевоспитываться.

Театр для меня — это семья. За то время, что я здесь, не раз менялись и директора, и режиссеры, и актеры. А мне никогда не хотелось уйти. Я много времени провожу здесь — и на сборке декораций, и на репетициях. Мне все в театре нравится, даже воздух. Новые люди, которые приходят в театр, непосредственно связанные со спектаклем, обращаются ко мне, консультируются.

Мне не обидно, что слава за постановку спектакля достается режиссеру и актерам, про монтировщиков зритель не знает. Все равно режиссер подойдет, обнимет, нальет шампанского и скажет спасибо. Этого достаточно.

Авторы: Анастасия Аврамова