Отдых в рабочем порядке

Таким же, как у меня, списком может похвастаться практически любой журналист, поработавший телевизионным или газетным репортером. Развести по разным углам работу и отдых в СМИшной жизни настолько же сложно, как отделить помидоры от картошки и мяса в нажористом кубанском соусе. Можно, но вкус будет не тот. Нет, некоторые мои коллеги все-таки умудряются это делать, но такие экземпляры можно пересчитать по пальцам. Их каникулярные посты в соцсетях залайкивают до виртуальных мозолей, все им завидуют, просят совета.

Но, как бы ты ни был зол на начальника, составившего график дежурств, спустя годы замысловатые проклятия в адрес руководства и истыканные иголками куклы вуду с лицом директора забываются. Остаются необычные воспоминания, которыми можно козырнуть в кругу знакомых, которые семейные и прочие даты годами проводят в постылой компании оливье и винегрета. Короткая термоядерная вспышка негатива волшебным образом трансформируется в теплое и уютное одеяло ностальгического позитива.

Поразительно, но словосочетание «Новый год» у меня связано не со звоном бокалов с шампанским и боем кремлевских курантов. Первое, что вспоминается, — это невероятный сюрреалистический звук, который разносился утром 1 января по практически безлюдной Театральной площади Краснодара. Закончив с работой, я возвращался домой пешком через центр кубанской столицы. И на несколько минут завороженно замер. Редкие прохожие, которые по разным причинам пересекали пространство перед драмтеатром в 7:00, играли своими ногами на огромном музыкальном инструменте. Им была сама площадь, замощенная тысячами пустых бутылок. Стаккато падающих под шагами людей сосудов из-под полусладкого «шампуня», хрустальные гармоники перекатывающихся коньячных «мерзавчиков», звонкий морозный хруст раздавленных в снежную пыль битых водочных пол-литр… Поверьте мне, это было прекрасно. Если, конечно, закрыть глаза и не видеть тот мусорный кошмар, который оставили после себя тысячи моих земляков всего за несколько часов.

С этим отзвуком в моей памяти конкурирует лишь праздничный перезвон сотен тысяч автоматных и пистолетных гильз наутро после объявления о признании Россией независимости Абхазии. Всю ночь на площади Свободы стреляли, заставляя вновь, как в 1993-м, в ужасе вздрагивать разгромленное здание Совета министров когда-то советской республики. Но на этот раз здесь стреляли и ликовали. А утром на асфальтовое поле, засеянное латунью и сталью, вышли дворники. Они, как и мы здесь, трудились. Привыкшие иметь дело с опавшими листьями и окурками сигарет, невыспавшиеся тетки с метлами собирали в большие кучи опустошенные металлические цилиндрики, пахнущие пороховой гарью. Этот праздник, проведенный на работе, я не забуду никогда.

И все же лучше, когда, пользуясь служебным положением, работу действительно удается совместить с отдыхом. Тьмы отснятых репортажей с конференций, форумов и семинаров — это не только однообразные доклады спикеров, но и десятки прекрасных пансионатов и отелей, в которых удалось побывать. Чаще на пару ночей, гораздо реже — на недельку. Столица трудового отдыха — Сочи. Совещания, перемежаемые экскурсиями, морскими прогулками и концертами, — золотой корпоративный стандарт. Особенно хорошо проводят время государственные мужи. Они редко выбирают плохой сервис, попутно одаривая им и сопровождающую прессу. Девиз таких съездов больших людей следует произносить с кубанским фрикативным «гэ» — дороХо и по-боХатому. Впрочем, самое главное в таких командировках — это впечатления. Не от количества звезд на фасаде гостиницы и съеденных деликатесов, а впечатления от новых встреч.

Помнится мне, как в одном очень пафосном отеле в Красной Поляне проходило не менее пафосное «олимпийское» совещание. Дело было в 2007 году, трудился я на благо службы новостей, тогда еще славной телекомпании НТВ. Обычно строгим приказом главного информационного начальника Татьяны Митковой собкорам-регионалам вменялось игнорировать просьбы и мольбы продюсеров и редакторов, не относящиеся к новостям. Взывая к корпоративной солидарности, меня и моего телеоператора они еженедельно пытались уговорить поработать бесплатно. Иногда Миткову удавалось разжалобить. Особенно хорошо это выходило у программы «Максимум». Получилось и на этот раз. Вместо празднования юбилея своей любимой тетки, которая приехала ко мне в Сочи из Тверской губернии, я отправился на «подарочную» съемку.

Фабула такова — в то лето чиновники-культуртрегеры из братской Украины приказали срочно переозвучить все легендарные советские фильмы на «державну мову». Ну а кто лучше всенародного Д’Артаньяна может прокомментировать это событие? В связи с тем, что Боярский в этот момент, как рояль в кустах, отдыхал в том же краснополянском отеле, что и наша группа, кинолегенду срочно вызвонили, и Михаил Сергеевич дал свое согласие на съемку. Программа «Максимум» прислала факс с переводом и транскрипцией всех легендарных цитат шевалье из «Трех мушкетеров». Встречу артист почему-то назначил у бассейна. Мы расположились возле воды, тоскливо поглядывая на полуголых постояльцев. И тут как волна прошла по загорающим. Выходит подтянутый Боярский… в одних плавках и с пластиковым пакетом. Мы разворачиваем на него камеру — типа, можно вас подснять, маэстро, для истории? Он говорит: «Подождите». А сам — руку в пакет. Эх, грустно, сейчас халат натянет. Михаил же Сергеевич достает и надевает… черную шляпу и шерстяной зенитовский шарф. Жара — плюс тридцать. Зрелище — мечта репортера. Затем берет у нас распечатку текста, мгновенно его репетирует под наше сдавленное ржание и своим знаменитым с хрипотцой: «Тисяча чортів! Один за всіх і всі за одного!». Отснялись мы, собираемся… А я страсть как не люблю тревожить знаменитостей совместными фотками — дурное для журналиста, считаю, занятие. Но Михаил Сергеевич сам предложил! Когда, говорит, вы еще сможете с голым Д’Артаньяном сфотографироваться. Только, говорит, рубашки снимите, чтоб соответствовать народному и заслуженному. Так мы втроем топлесс и щелкнулись. Больше фоток с актерами у меня нет. В вожделенном пятизвездочном бассейне мы так и не искупались — нужно было материал в Москву отправлять. А в моей личной летописи испорченного работой отдыха этот снимок занимает одно из главных мест.