Орден Мужества за спасенный «кабинет»

В результате столкновения отказал единственный двигатель, и молодой летчик принял решение увести самолет от населенных пунктов. Более того, ему удалось посадить его в чистом поле без использования шасси. Михаилу 12 октября за этот подвиг вручили орден Мужества. Корреспондент «Кубань 24» Николай Хижняк поговорил с пилотом о героизме, страхах и летных приметах.

— Расскажи подробнее про ту аварию.

— У меня была первая летная смена. Она на рассвете. Слетал я один раз с инструктором, потом была посадка, разбор полета, а потом опять тренировочный полет. Я уже должен один лететь. Вот тогда все и случилось. Шасси убрал, закрылки убрал, маршрут построил в голове. И только осмотрел воздушное пространство, как тут же получил заряд из птицы в лоб. Видимость после этого стала очень плохая, потому что она попала мне в стекло. А в двигатель, в свою очередь, попали осколки стекла. Это я так думаю, тут уже нужно в материалах следствия смотреть. Это все случилось на высоте чуть больше 200 м, скорость плюс-минус 300 км/ч.

— Много до этого ты налетал?

— Более 100 летных часов.

— Ранее в училище отрабатывали такие нештатные ситуации?

— Готовимся мы в принципе ко всему. И конкретно этот случай отрабатывали, потому что он один из самых опасных. Все-таки самолет и так с одним двигателем, так что, если он еще и откажет на предельно малой высоте… В этом случае дефицит времени очень жесткий — нет времени подумать, нет времени даже доложить.

Пока самолет планировал относительно высоко, я еще слышал, что было в эфире. А когда уже начал снижаться, тут уже связь пропала абсолютно. Потом только на записи переговоров слышал, как они мне кричали, чтобы катапультировался.

— Как ты принял решение сажать самолет?

— Решение очень быстро принял. Сначала нужно было весь страх и панику из головы выгнать. Начал рассуждать логически: самолет у нас низкоплан (самолет, крыло в котором проходит через нижнюю половину фюзеляжа — прим. ред.), значит, когда будет по земле катиться без колес, то ни вправо, ни влево не завалится. В интернете есть ролик, как в Беларуси такой же самолет без проблем посадили на брюхо. И я понимал, что самолет это делает вполне успешно и безопасно.

— Почему ты принял решение не катапультироваться?

— Есть группа факторов: во-первых, самолет продолжает лететь. Хоть не вперед, не вверх, а вниз, но летит. Им можно даже управлять. А внизу все-таки люди, инфраструктура. Куда он полетит без меня? Не знаю. Может сразу упасть, а может дальше по прямой. Ну я и принял решение направить его на площадку в поле, с тем расчетом, что получится посадить, то будет хорошо. Пойму, что что-то идет не так — катапультируюсь. Я до последнего момента готов был оставить его, катапультироваться. «Выйти из кабинета», как у нас говорят. Но все сложилось в итоге весьма удачно. Как по мне, так это просто хорошее стечение обстоятельств. Мне потом говорили, что я родился в бронежилете.

— Испугался?

— Да, животный страх, очень сильный испуг. Все глаза в крови. Я не понимаю: моя, не моя. Но потом, как оказалось, не моя, а птицы. Ничего не видно из-за этого, все мутное вокруг.

— Как ты переборол этот страх?

— Голова как-то сама переключилась моментально. Самолет летит, управление справляется, хоть какой-то запас высоты есть, кругом поля. У нас по взлетно-посадочной полосе можно летать в одну сторону, а можно в другую. Вот если бы я полетел в другую, то там без вариантов, нужно было бы его бросать сразу же. Потому что там холмистая местность, деревьев очень много и поля плохие.

— Что чувствовал, когда стал приближаться к земле, заходил на посадку?

— Спокойнее стало, на самом деле. Я бы сказал, что страха не было с того момента, как нашел решение: увидел местность, понял, что дотяну туда. Закрылки еще как раз вышли, гидросистема работала. Если вышли закрылки, значит, скорость посадки будет меньше, более безопасная, и значит все будет хорошо. И чем ближе земля, тем было спокойнее.

Когда на землю приземлился, самолет очень быстро остановился. Хотя, казалось бы, 5 т весит. На скорости 200 км/ч вроде с трудом остановишь. Но нет, он там буквально 150-200 м прочертил и остановился.

Сразу же доложил, о том, что на земле, что живой, что цел. Доложился — покинул кабину. Потом сидел на земле, ждал, когда приедет поисково-спасательная команда. А самым первым приехал командир части, примчался сразу.

— Тебе в эфир какие-то советы давали, оказывали психологическую поддержку, что вообще говорили?

— Я тогда мало что слышал. Только отдельные слова мог разобрать. Параметры двигателя помню спрашивали, какие обороты. А дальше как отрезало. Разбито ветровое стекло, реактивный двигатель за сидением ревет. Ну и еще: чем ниже самолет летит, тем хуже там связь. Возможно, что было слышно, просто у меня была паническая атака. Так что просто в никуда я передал место, где буду приземляться, и все.

— Первая мысль, когда вылез из кабины?

— Слава богу, что живой. Чувство такое, как будто после драки какой-то, на адреналине на таком, на хорошем.

— Как быстро помощь подоспела?

— Быстро, минут десять я их подождал. Приехали, осмотрели меня, что цел, живой. Аккуратненько посадили меня в машину, чтобы не двигался, а то мало ли. Потом уже приехали спасатели, скорая. Отвезли в госпиталь, взяли там какие-то анализы и все.

— А что сделал командир, когда приехал на место приземления?

— Он спросил: «Живой?». Я ответил, что да, живой. Он улыбнулся и сказал: «И самолет посадил? Молодец».

— Спустя время, как сам оцениваешь свои действия?

— Не знаю. Летчик жив — полет удался, как говорится. Я пока слишком молод, чтобы рассуждать на эту тему. Если все удачно прошло, значит все правильно было. Если был бы какой-то негатив, то расстроился бы, конечно. Справился — ну и хорошо.

— Как родня отреагировала?

— Как только у меня появилась связь, я им и жене сразу позвонил, рассказал, что была вот такая ситуация. Все нормально — живой, ни царапины. Я понимал, что по-любому в ближайшее время это просочится в СМИ. Решил, пусть от меня лучше узнают. А они такие: «Да? Ну окей, ничего страшного». Они сначала даже и не поняли о чем я говорю. А потом, когда в новостях стали показывать про меня, тут они уже перезвонили, сильно удивились.

— Не отговаривали бросить учебу?

— Нет. Спрашивали только. Я сразу им ответил, что нет.

— Не страшно теперь летать?

— Если честно, первое время было как-то боязно. А потом я справился с вопросом, в своей голове разобрал ситуацию. И страх, волнения ушли.

— Ты в семье единственный летчик? Как ты решил пойти учиться?

— У мамы родной брат летчик. Троюродный дядя по маминой линии тоже. А по отцовской линии военных нет. Ездили в гости к маминому брату, дружили семьями. Он рассказывал, показывал, аэродром еще был рядом, было интересно. Это очень интересная профессия.

— Появились у тебя какие-то свои летные приметы?

— Да. Верь и надейся только на себя. Больше никто не поможет, кроме тебя самого. Это может не совсем примета, а скорее здравый смысл. Вообще летчики, конечно, народ суеверный. Но я как-то не замечаю. Наверное, просто пока далек от всего этого. Но первое, что тогда пришло в голову, что надеяться стоит только на себя. Нет, конечно, и руководство поможет. Или если с кем-то летишь в составе экипажа. С тем же летчиком инструктором, он все равно опытнее и может что-то сообразить дополнительно. Но все равно, стоит надеяться только на свои силы.

— О награде когда узнал?

— Мне сказали об этом в госпитале, пока я проходил медосмотр. Командир части приехал, рассказал мне обо всем. Первые ощущения были, что я ее не достоин. Я, если честно, до сих пор так считаю.

— Что думаешь о своей будущей карьере?

— А этого я не могу сказать, а то вдруг не сбудется!