«Молчание»: проповедь преподобного Скорсезе

Мартин Скорсезе всегда оставался феноменом прошлого и нынешнего Голливуда. Начиная свою карьеру в одной обойме с такими мастодонтами, как Фрэнсис Форд Коппола, Брайан Де Пальма, Ридли Скотт и другими легендарными постановщиками, он стал одним из немногих режиссеров, которые получили полную творческую свободу в 70-х годах. Но только в отличие от некоторых коллег, чьи фильмы не приносили огромных денег в то время, Скорсезе смог использовать свой кредит доверия в правильном финансовом русле. Начиная с прорывного «Таксиста» и «Злых улиц», он бичевал пороки современного общества, показывая зрителю всю подноготную не слишком праведной жизни, и при этом почти каждый раз получал заслуженные деньги за билет. Конечно же, большинству Скорсезе запомнился по криминальным драмам «Славные парни» и «Казино», но даже там он никуда не прятал свой откровенно дидактический посыл аудитории о том, что такое хорошо, а что такое плохо. И вот, в свои уже преклонные 73 года режиссер взялся за драму «Молчание». Можно сказать, Грааль собственных творческих воззрений. И вдруг промахнулся, явно угодив одной части зрителей и откровенно расстроив остальных.

Португальский католический священник — иезуит Ферейра отправляется в Японию 30-х годов XVI века с благородной целью нести слово божье. К его большому удивлению оказывается, что местное правительство не слишком радо иноверцам, проповедующим свое религиозное течение в буддийской стране. Святого отца берут в плен и подвергают ужасным пыткам. Через 10 лет двое его бывших учеников отправляются в Японию, которая к тому моменту становится центром антиклерикального движения против христианства, чтобы отыскать своего наставника. Прибыв в страну, они узнают ужасные слухи о том, что учитель отрекся от Христа и вот уже как пять лет стал смиренным почитателем буддийских воззрений.

Основная проблема «Молчания» заключается в том, что практически до самого конца повествования может показаться, что это кино о противостоянии двух абсолютно чуждых друг другу верований, представители которых никогда не смогут достичь консенсуса. Что это кино про европейский и азиатский взгляды на мироздание, философию терпимости и эстетику максимальной реализации себя в мирском. На деле же оказывается, что фильм ничем не отличается от «Страстей Христовых» Мэла Гибсона, где на экране существовало лишь черное и белое. Праведное и самое грязное и темное.

А ведь на самом деле у картины был огромнейший потенциал. Режиссер сначала наглядно демонстрирует зрителю все те ужасы, что вытворяли с иезуитами японские инквизиторы. Принудительное отречение от Христа, планомерные казни, пытки, с какой-то злой иронией распятие японских христиан на самодельных крестах. Тут же появляется и мотив познания цены, которую может заплатить за свою веру как паства, так и духовный поводырь в лице священников. Скорсезе показывает эмоциональное и духовное метание главных героев, всю неоднозначность их миссии по крещению Японии, которая даже христианство принимала на свой собственный, буддийский манер. Великолепно исполнены интеллектуальные баталии инквизитора и католического пастора, которые пытаются доказать друг другу единственно верную истинность своего религиозного учения. И в тот самый момент, когда ждешь, что режиссер, наконец, продемонстрирует и плюсы буддизма по сравнению с христианством, он резко разворачивается на 180 градусов и говорит тебе: «Нет, а теперь послушай меня, кто в фильме добро, а кто зло».

Оказывается, что все японцы, не верующие в Христа в «Молчании» — кровожадные монстры, расчетливые политические интриганы, предатели и глупцы. На сцене появляется местный, обращенный в европейскую веру, который при любой возможности предает героя несколько раз за фильм, олицетворяя собой злосчастного Иуду. Главный инквизитор оказывается сумасшедшим тираном, а сама Япония — центром зла. Скорсезе настолько открыто и в лоб превращается из сомневающегося режиссера-интеллектуала в остервенелого проповедника, что становится страшно. То же самое было и в «Страстях Христовых», где Гибсон в открытую осуждает евреев, распявших Христа, даже не пытаясь заглянуть на другую сторону баррикад.

От того, что «Молчание» в какой-то момент показывает свою сущность религиозной агитки, все остальные преимущества ленты отходят на второй план. Хотя на самом деле картина дает зрителю несколько потрясающих открытий. Например, что Эндрю Гарфилд, оттянувший здесь на себя почти все экранное время, может хорошо играть и способен выйти из образа Человека-Паука. Или что Скорсезе все еще не растерял былой хватки и порой выдает зрителю такие стилистически выверенные и талантливые сцены, что ленте хочется простить все. При своей однобокой направленности кино умудряется поражать именно тем, что оно все равно очень талантливо снято.

В итоге я не знаю, можно ли советовать смотреть «Молчание». Люди, далекие от религии, не найдут здесь ничего для себя интересного, а скорее даже останутся раздражены и разочарованы. Те, кому близки идеи христианских иезуитов, несомненно, как и публика, полюбившая те же «Страсти Христовы», останутся довольны. Наверное, неправильно, когда качество киноработы можно оценить, лишь оказавшись в одном из двух лагерей. Об этом стоило подумать и Скорсезе, который в своей ленте разделил мир на христиан и всех остальных. Ведь что ни говори, но дуализм когда-нибудь спасет этот мир.