Корреспондент интернет-портала «Кубань 24» отработала волонтерскую смену в пункте временного обогрева и питания на границе с ДНР и из первых уст узнала, что происходит в Мариуполе, зачем доставать из воронки засыпанные песком недельные трупы и о каком будущем мечтают пережившие ад люди.

Из горячего места

Здесь нет торжественных линеек или воинских разводов. Все просто: приехал — начинай работать. Меня, как журналиста, направили работать в столовую — горячее место и в прямом, и переносном смысле этого слова. Именно здесь волонтеры разливают исходящий паром суп и ведут душевные беседы.

— А помните деда из Воронежской области? Не знаете, нашел он сына? — спрашивает заступившая со мной на смену Наталья.

Женщина работает в лагере не в первый раз и уже имеет свои «зацепочки». Из разговора узнаю, что дед тут пробыл несколько дней — все ждал, когда сын с тремя внуками границу перейдет. Тот с семьей жил в Мариуполе, но с отцом поддерживал тесную связь: не раз приезжал в гости, и в последний раз — в январе. Бежать ему больше не к кому, на связь с начала спецоперации он не выходил. И дед очень переживал, боялся его пропустить, а вдруг сын номер телефона забыл или потерял?

На историю откликнулся мужчина с чашкой кофе в руках, он ждет из Мариуполя маму. Она выехала из города уже несколько дней назад, но границу все еще не перешла. Он слезно умоляет работающих в нейтральной зоне волонтеров помочь ему выйти на донецкую территорию. За день он хочет съездить домой за мамой, и вернуться с ней к вечеру. Расстояние-то отсюда до Мариуполя по навигатору всего 56 км.

Но пограничники его не пропускают, а волонтеры такие вопросы не решают. У них другая забота: через границу перевезли на инвалидной коляске бабушку. Она уверяет, что здесь, на российской стороне, ее ждет человек, который отвезет к дочери. Но ни его, ни указанной в записке машины волонтеры не нашли. Несмотря на все уговоры, бабушка отказывается идти даже в столовую, судорожно жует привезенный с собой пасхальный кулич и не сводит глаз с дороги.

И таких «потеряшек» на границе много. Люди ищут своих родственников и обращаются к волонтерам за помощью. Те звонят на горячие линии, узнают, пересекал ли где-либо человек с такой фамилией границу, а если нет, то получал ли у российских частей гуманитарную помощь?

И если у истории и есть шанс на хороший конец, то не скорый. Ведь многие списки (на тысячи фамилий) написаны от руки, и требуется время, а главное, люди, готовые их просматривать. Для ускорения обмена информацией, волонтеры создали отдельный тг-канал. Его участники — жители по обе стороны границы.

Не могла ее оставить

Орудовать черпаком и половником — для женщины дело нехитрое. В ежедневном меню — куриный суп с картошкой и макаронами, а в мою смену и цветной капустой, гречневая каша с тушенкой, капустный салат с огурцом и зеленым горошком, бутерброды с колбасой. Моя задача — разложить еду по тарелкам и раздать ее.

На столах — хлеб, сухарики, пасхальные куличи. В баре — чай, кофе с вкусняшками: конфетами, шоколадками и печеньем. Оглядывая свое волонтерское хозяйство, радуюсь, что приехала в лагерь не с пустыми руками. Коллеги на телекомпании «Кубань 24» собрали гуманитарную помощь, которую тут радостно приняли. Вижу, как расходятся продукты и средства гигиены, и понимаю — усилия были не зря.

Беженцы идут волнами, разговаривают мало, в основном между собой. Вижу, одна женщина сидит с глазами, полными слез, еда ей явно в горло не лезет. Спрашиваю, откуда она.

— Мы жили на левом берегу Мариуполя на улице Волгодонской. Мой дом находится прямо перед заводом «Азовсталь». Когда из-за обстрелов у нас вылетели все окна и двери, мы с соседями спустились в подвал и прожили там три недели, — рассказывает Вера. — Еду готовили рано утром на костре у подъезда. В этот момент нас регулярно обстреливал снайпер, и мы опять прятались.

В одну из вылазок Верин сосед вернулся с тремя осколочными ранениями: два в грудь и одно в живот. Вера, медик по образованию, сделала ему перевязку, благо успела на последнюю зарплату купить лекарств и перевязочных материалов. Но больше помочь ничем не смогла, а больница уже к тому времени была разрушена.

— Потом в наш дом зашли военные (украинские, — прим. авт.), и мы ушли — знали, что сделать это надо немедленно. Вернуться в свой дом я смогла только сегодня, и он оказался полностью выжжен, — рассказывает женщина. — Еще неделю мы прожили в брошенных домах. Русские военные приходили, спрашивали, кто мы и на каком основании туда вошли. Мы их просили пустить нас пожить. Они разрешили, но предупредили, чтоб мы ничего не брали. А увидев, что я одна с двумя детками и мамой, еще и пищу нам приносили. Очень помогли.

Детей и маму Вера вывезла два дня назад в Ростов, а сама вернулась в Мариуполь. В воронке в «красной зоне» — так сейчас называют в Мариуполе закрытую для мирных жителей территорию «Азовстали» — осталась ее тетка, мамина сестра. Женщина погибла еще неделю назад, но раньше пройти к ней возможности не было. Да и сейчас договориться с МЧС было невероятно трудно, Веру пустили лишь потому, что она медработник.

— Трупы в Мариуполе лежат прямо на улице, их очень много. Если кого-то засыпало при обстреле, то уже не откапывают. Как мою тетку. Но я знала, где она, и приехала за ней. Когда ее поднимали, то картина была страшная, отворачивались даже МЧСники, но я медик, я выдержала. Знала, что если сейчас это не сделать, то позже ее будет не найти. Отвезла тетку в село Виноградное для верификации и временного захоронения. Позже заберу ее и похороню как надо, — рассказывает Вера.

Переживает она и о коллеге по больнице Андрее Гнатюке. Знакомые говорят, что его машина до сих пор стоит на пересечении улиц Менделеева и Владимирской. В ней два убитых человека без документов. Возможно, Андрей один из них, но опознать трупы некому. Спрашивает, есть ли какая-то связать с волонтерами на той стороне?

Сама Вера надеется устроиться в России на работу по программе «Земский доктор» и отправить детей в школу, страшные каникулы для них и так уже слишком затянулись.

Чтоб не стреляли в спину

Самое досадное в моей волонтерской работе — видеть очередь голодных глаз и практически пустые кастрюли. На кухне ребята работают без перерыва, но в часы пик еды все равно не хватает. Убегаю за новыми кастрюлями, обещая бонусом за ожидание еду с пылу-жару.

Мне помогают ребята из соседней палатки. Там находится склад вещей первой необходимости, и когда все устремляются в столовую, у них есть возможность передохнуть или заняться чем-то другим. Что они и делают — тащат для меня баллоны с водой и разносы с салатом. Тут, кстати, в лагере вообще никого ни о чем просить не надо. Если волонтер видит, что нужна помощь, он это делает. Сам, без уговоров.

В периоды затишья своей работы отправляюсь прогуляться по лагерю. Люди группируются в трех местах — на платформе автобусной остановки, у штаба волонтеров и возле палаток. Первая группа людей с чемоданами. Они переходили границу пешком, теперь ждут автобуса в Ростов или Таганрог и боятся пропустить отправку. Узнаю, сложно ли было добраться к границе?

Сергей с женой, сыном и собакой выходил из Мариуполя из поселка моряков. Семья пешком преодолела 30 км до села Юрьевка. А там его семейство заметил знакомый по работе товарищ и на машине довез к границе.

— Шли сильные бои, оставаться в городе было нельзя, да нам уже и негде — наш дом разбомбили полностью. Из вещей ничего спасти не удалось, сохранились только документы, — вспоминает мужчина. — Российские войска нам дали возможность выйти — открыли белый (по-вашему — зеленый) коридор. Вместе с нами через блокпост шли сотни людей. Военные стояли во избежание нашего расстрела в спину на дороге прямо за нами (не прятались где-то в домах или в укрытиях) и говорили: «Не бойтесь, выходите спокойно». Авиация сверху патрулировала. Мы им очень благодарны.

Сейчас Сергей с семьей собирается наладить свою жизнь в России, возможно, на Урале. Оттуда в свое время уехала на Украину его бабушка. Знает точно, что обратно возвращаться не станет.

— Я отписываюсь от тех людей, кто бежал на запад и сейчас пишет мне гадости, называет предателем. Я не Россию поддерживаю, я не поддерживаю Украину, ту власть, которая развязала войну. И никогда не верил в те байки, которыми она нас кормила через СМИ. Здесь, в России, хорошие, добрые и отзывчивые люди, такие же, как на Украине, и нет никаких концлагерей для женщин и мобилизации для мужчин.

В палатках отдыхают в основном семьи с детьми. Внутри стоят двухъярусные кровати, можно полежать в относительной тишине и прохладе.

— Мы 12 дней простояли в очереди на фильтрацию, там пропускная способность — по 40-50 машин в день. С полуторагодовалым ребенком это очень тяжело. Но все же не так, как было в подвале, где мы прятались от бомбежек. Темнота, света нет — делали лампадки из подручных средств, сидели пригнувшись. У Серафима поднялась температура — 39,2, под обстрелами бегали, врача искали, — вспоминает Катя. — Мы решили уехать в Россию. Насовсем. Все равно наш дом сгорел. Начнем новую жизнь, может быть, в Рязани. Еще не знаем, куда составы отправляют. Мы с мужем металлурги, руки-ноги есть, думаю, работу найдем.

Теплые сапоги и пара сумок на троих — вот и все, что у семьи осталось от прежней жизни. Узнав, что в лагере есть склад вещей и предметов первой необходимости, они отправились туда.

Не время спать

В штабе волонтеров всегда суета: тут и координационный центр, и приемка гуманитарной помощи, и расфасовка продуктовых наборов, и холодильное помещение, и кухня, и стол консультаций. Одним словом, сюда заглядывает каждый человек из лагеря.

— Мы работать стали сразу, как объявили эвакуацию людей из Донецка. В середине февраля сюда приехал Олег Подгорный и кормил людей прямо на коленках, доставал бутерброды с колбасой из багажника машины. Потом сотрудники МЧС развернули тут пункт временного обогрева и питания, и в одной из палаток нам отвели место для двух столиков, — вспоминает Елена Сирота, начальник дневного штаба.

Вскоре поток беженцев из Мариуполя пошел такой, что расширение стало неизбежным и даже не обсуждаемым. За день через пункт обогрева проходило свыше 700 человек. Бутерброды наголодавшиеся мариупольцы выхватывали прямо из-под ножа волонтеров, суп улетал кастрюлями — по 700 литров за день. Благо, к работе подключились неравнодушные люди со всей России: из Красноярска, Уфы, Нового Уренгоя, Читы, Ярославля, Москвы, Крыма, Ростова, Кубани…

— Мы только колбасы закупаем 150 кг, хлеба 200 булок, лекарств на сумму от 20 до 50 тыс. рублей в день. Все это возможно благодаря частным пожертвованиям и гуманитарной помощи, которую нам привозят. И вы в том числе. Спасибо вам огромное! — объясняет Елена Сирота. — Мы работаем круглосуточно в три смены: с восьми утра до семи вечера, с семи вечера до полуночи, и с полуночи до восьми утра. В каждой смене минимум по 20 человек. Всего за этот период к нам приехал 1 тыс. 161 волонтер, я знаю это точно, поскольку каждый из них есть в нашем тг-канале.

Многие неравнодушные остаются здесь на продолжительное время и работают каждый день. Например, Елена из Нового Уренгоя разбила свою копилку (она собирала деньги на мотоцикл) и приехала сюда на неделю, работала каждый день на кухне. Мила из Красноярска — врач, хотела помогать в Мариуполе, но не прошла по возрасту, осталась принимать людей на границе.

— Когда приезжаешь на смену, забываешь, что у тебя самой болит. С людьми работать тяжело, ведь все они выходят в разном состоянии: кто-то плачет, кто-то хохочет (защитная реакция), кто-то молчит, как не в себе, и смотрит в одну точку. Но когда видишь их улыбку и слышишь слова благодарности, появляются новые силы. Знаете, хочется их всех обнять и приободрить, — отмечает Мила.

Ирина, волонтер из станицы Полтавской Краснодарского края, отработала ночную смену на складе предметов первой необходимости. Рассказывает, что люди в первую очередь просят воду и средства личной гигиены, а потом корм для животных — котов и собак.

— Думаю, я здесь не в последний раз, очень хочется помочь этим людям. Видно, что они настрадались, что им было тяжело, — отмечает женщина.

Волонтеры первыми встречают беженцев еще до границы, на нейтральной территории. Кормят людей, раздают сухпайки в дорогу, если те не планируют остановиться на ночь в палатках пункта временного обогрева, отвечают на основные вопросы — они, как правило, одни и те же, решают их насущные проблемы, обнимают и утешают людей.

И дальше отправляют их либо в Таганрог, в пункты временного размещения, где они могут принять душ, переодеться в чистую одежду, а потом сесть на поезд или автобус. Либо сразу в Ростов, на ж/д вокзал, откуда идет отправка в 25 регионов России, например, в Липецк, в Уфу, в Казань, Ленинградскую область и так далее. Там мариупольцы уже получают новые документы и начинают обживаться.

Некоторые беженцы въезжают в Россию на машинах и дальше едут по своему маршруту. Их легко узнать по побитым и обклеенным скотчем стеклам и следами от пуль и осколков на кузове.

Когда моя смена подошла к концу, руки болели, спину ломило, сердце щемило — оставаться безучастной и не сопереживать этим пережившим месяц ада беженцам просто невозможно. Радует одно, что здесь, на границе, они благодаря неравнодушным людям получают частичку тепла и заботы, а с ней надежду на новую, счастливую и спокойную жизнь.